Доброволець Ріад Агаєв з Азербайджану: Громадянства не прошу. Дайте посвідку на проживання, щоб хоча б контракт із ЗСУ підписати

Азербайджанець Ріад Агаєв сім років живе в Києві. Після повномасштабного нападу росії на Україну він без проблем міг виїхати до себе на батьківщину. Але зробив інакше – 25 лютого 2022-го пішов до київського військкомату, щоб разом з українцями стати на захист країни. Пояснює: інакше б не вчинив, адже тут має вже родину, сина і друзів.

Об этом сообщает База компромата

Про це йдеться в інтерв’ю воїна виданню Цензор.НЕТ.

Спочатку воював на Київщині та Харківщині. Залишився без паспорта, який згорів у Романівці. Тепер не може отримати новий, адже в Азербайджані вважається злочинцем: за їхніми законами, громадяни несуть кримінальну відповідальність, якщо беруть участь у війні інших країн. Без різниці, на чиєму боці – нападника чи захисника. Хотів би у перспективі стати громадянином України, але зараз не може отримати навіть посвідку на тимчасове проживання. Вона потрібна хоча б для того, щоб підписати контракт із ЗСУ та воювати офіційно. Відповідно й мати зарплату. Адже рік Ріад захищає Україну як доброволець – безоплатно, на власному ентузіазмі.

"ЗАНЯЛИ ПУСТУЮЩИЙ ДОМ, ОРГАНИЗОВАЛИ ТАМ ШТАБ И НАПИСАЛИ НА НЕМ "БАНДЕРОШТАБ""

— Почему ты решил идти воевать? Как гражданин другой страны ты не был обязан.

— Да. По большому счету, я мог взять свой паспорт, пойти в посольство, получить необходимые документы и отправиться домой. Но это было бы неправильно. Я уже столько лет здесь прожил. Плюс, у меня тут сын. Что бы я ему потом сказал? "Извини, я уехал, а тут уже пусть без меня"?! А друзья, знакомые как? Я не мог так поступить.

24 февраля прошлого года я вообще собирался на работу (улыбается. – О.М.). Потом слышу – взрывы. Почитал новости и все понял. Практически сутки простоял у окна. Не мог выйти, потому что думал, что с моим паспортом еще примут за шпиона. А когда закончился комендантский час, все-таки посмотрел в интернете адрес ближайшего военкомата и пошел туда. Подхожу. Ребята машут – переходи дорогу. Говорю: "Так я к вам! Только я – гражданин другой страны". Переживал, что они ответят, чтоб я шел домой (улыбается. – О.М.). Но тот военный меня обнял, поблагодарил и провел к военкому. Тот посмотрел мой паспорт и сказал, что в регулярные войска они меня взять не смогут, но посоветовал идти в Тероборону. Дал адрес. Я туда. Когда заполнял документы, началась перестрелка. А оружия нет – еще не подвезли. На земле стояли ящики со штык-ножами. Я взял один и стал у ворот, хотя практически все спустились в подвал. Замкомандира нашел где-то для меня автомат и сказал находиться рядом с ним. Когда все затихло, я вернул оружие и предложил забрать автомат у одного дедушки, который не знал, как с ним обращаться. Вижу – крутит его, рассматривает. Интересуюсь: "А вы умеете с ним обращаться?". Отвечает: "Я – профессор, разберусь!" Потом уже подвезли оружие. Один военный спросил, у кого есть боевой опыт, и позвал к себе. Им оказался ныне покойный Олег Куцын — командир батальона "Карпатська Січ" (погиб в Харьковской области летом прошлого года. – О.М.). Мы прибыли на базу. Расспросил, кто где воевал. Я рассказал про Нагорный Карабах. Он обрадовался, что я с ними (улыбается. – О.М.). Там я уже получил автомат. В эту же ночь нас отправили в парк на Берестейке проверять документы, следить, чтобы никто не шлялся. Ребята из ЗСУ знали, что там будет прорыв, но нам об этом не сказали (улыбается. – О.М.). Когда началось все это "веселье", и мы услышали первый залп танка, немного обалдели (улыбается. – О.М.). С нами был командир, который никогда не воевал. Он ко мне: "Что нам делать?". Говорю: "Ложимся под кусты в круговую". Будем смотреть, кто идет, чтобы своих не подстрелить. Обстрел длился минут 15, хотя нам казалось, что всю ночь. Мы там досидели до утра. К счастью, ни потерь, ни раненых не было. Только один парень потерял сознание, когда ветка от взрывной волны упала ему на голову. Думали, что его ранило и хотели уже тащить, но смотрим – пришел в себя, все нормально. Мы вернулись на базу. Кум (позывной Куцина. – О.М.) сказал, что мы – молодцы. Но из нас 30 где-то 10 тогда сдали автоматы и сказали, что не смогут. Это можно понять – не все готовы и способны воевать.

— Где вы были потом?

— На Броварском направлении. Там, кстати, артиллеристы отлично справлялись. Те дебилы шли парадной колонной — просто подарок для артиллерии! Поэтому их просто разбили. Нам даже не пришлось ничего толком делать. Оттуда нас отправили в Ирпень. Когда заезжали, как раз шла колонна из гражданских – "зеленый коридор". Мы остановились в лесу. Решили, что после них поедем дальше. Но тут по ним так прицельно начали работать! Представь, даже не по нам – военным, хотя там постоянно летали "Орланы", и они видели, кто где. Началась паника. Кое-как удалось тем автобусам выехать. Мы же заехали в Романовку. Заняли пустующий дом, организовали там штаб и написали на нем "Бандерштаб" (улыбается. – О.М.). Его в итоге разбомбили, и там сгорел мой паспорт, потому что мы в гараже сложили все гражданские вещи. Когда мы позже уехали в Ирпень, туда прилетело два снаряда.

— Тогда были проблемы с обеспечением. Как у вас с этим обстояли дела?

— Знаешь, я очень благодарен волонтерам, которые проделали огромную работу. В Ирпень нам постоянно привозили еду, в том числе ресторанную, хоть все же тогда позакрывалось. Была даже красная икра. Правда, я есть не мог – из-за стресса не было аппетита.

С амуницией тоже более-менее. Кум выбивал, что нам надо. Были и бронежилеты, и каски, и боекомплекты. А вот аптечки нам выдали не сразу. В первые дни дали презервативы и тампоны. То, что было. Винить никого нельзя – такой была ситуация. Когда у нас все резко началось, брали все. Это было нормально.

— Сколько вы были в Ирпене?

— Практически до конца, когда их начали вытеснять. В основном это делали артиллерия и спецура. Заходили в тыл – слева, справа отрабатывали и уезжали. А в ответ все прилетало нам (улыбается. – О.М.), когда мы сидели в окопах. Вообще обстрелы у нас были 24/7. Кстати, наши умудрились отжать два вражеских танка. Ими же их лупили, не выезжая из города. Просто прятались в разных местах. Когда подвозили БК, выезжали и работали. Помню, чуть один не подбил. Слышим – гул, на нас едет танк, и никто ничего не говорит! А нам накануне как раз привезли немецкие "панцерфаусты" (гранатомёты. – О.М.). У меня он как раз был. Я побежал, стал на позицию, думаю: сейчас подстрелю. Тут в рацию кричат: "Не сбейте танк, это наш!"

— Мне ребята, которые воевали в Ирпене, рассказывали, что там очень круто показала себя местная Тероборона…

— С нами был один местный. Он как-то прибился к нам. Мы же местность не знали, поэтому помогал нам – показывал дороги, откуда могут напасть. Правда, там круглосуточно над нами кружили "Орланы" – вычисляли, куда стрелять. К счастью, эти уроды были косоглазыми, поэтому особо по нам не попадали. Но наши три штаба смогли разбомбить.

— Местных вообще мало оставалось?

— Очень мало. Они тоже приносили нам еду. Возле нас в доме на седьмом этаже жил дядька. Мы ему предлагали переселиться в подвал. Он ответил: "Да что мне?! Я заклею окно украинским флагом, чтобы вы знали, что я тут".

А вот брошенных машин по городу было много. Мы находили номера телефонов владельцев. Связывались с ними, чтобы спросить, можно ли взять автомобиль. Разрешали. Все равно сгорит. А для нас это была хорошая помощь. Потому что бензин заканчивался, а с поставками были проблемы.

Еще было много животных. Мы увидели, что в закрытом вольере сидели собачки. Начался обстрел. Жалко же их. Мы побежали, взломали замки и выпустили, чтоб выжили. Они потом с нами тусовались, жили в окопах (улыбается. – О.М.). Мы их кормили. А через некоторое время волонтеры стали привозить им корм.

— Как отходили россияне?

— Очень быстро! Их невозможно было догнать.

— Убегали?

— Именно! Их так лупила арта, что они поняли: даже не высидят там. Что говорить о наступлении. Они не могли этого сделать, потому что была выстроена линия обороны — далеко пройти нереально. Тем более, и мостов не было.

Мы заходили после них в дома. Реально свиньи! Все перевернуто, загажено. Ужас! Видели и расстрелянные машины, людей… У этих уродов вообще нет понятия чести, сострадания. Они с какой-то агрессией и злостью накинулись на народ. Я это видел и в войне в Нагорном Карабахе. Сплошная ненависть! Нормальный человек не станет расстреливать мирных жителей, женщин, детей. Видать, у них в головах – одна пропаганда. Считают, что тут все – нацисты. Так им промыли мозги. Когда узнал, что я – нацист и бандеровец, был немного в шоке. Мне даже потом шеврон сделали: "Азербайджанский бандеровец" (улыбается. – О.М.).

— Кстати, хотела попросить тебя сравнить войну в Нагорном Карабахе с нашей…

— Я не участвовал в горячей фазе – маленький еще тогда был. Был уже на позиционной войне. Это как АТО. Мы потихоньку забирали свои земли назад.

Отличаются ли войны? Да. И вооружением, и тем, что здесь они еще более жестокие. Особенно по отношению к мирным жителям. Вот тот же "зеленый коридор", который я вспоминал. Вы же сами его дали, а потом бомбите! Военных рядом не трогаете, а гражданских убиваете. Ну, стреляйте уже по нам! Но ни один снаряд тогда в нашу сторону не прилетел.

"В ХАРЬКОВСКОЙ ОБЛАСТИ БЫЛИ ТЕ ЖЕ БУРЯТЫ, ЧТО И В ИРПЕНЕ. И ОНИ ОГРЫЗАЛИСЬ"

— Где ты был после Киевской области?

— Мы приехали в Киев на базу. Решили перейти в войска, которые задействованы в активных действиях. Нам нравилась их работа. Хотелось не сидеть на месте и ловить на себя весь боекомплект русских, а что-то с ними делать. Знакомый рассказал, что в ССО есть места. Нас семерых взяли. Уже с ними работали, в основном, в Харьковской области. Не могу рассказать много деталей, так как это – полк спецназа. Кстати, он создавался для обороны Киева и области. Но когда тут уже работы не было – отправили туда, где были нужны.

— Ты принимал участие в контрнаступлении?

— Нет. Нас на тот момент уже там не было. Мы заходили к ним "в гости" (улыбается. – О.М.) и выполняли определенную работу. А в контрнаступлении принимали участие штурмовые бригады и пехота.

— Те, военные, которые, как ты, были и в Киевской, и в Харьковской областях, рассказывали мне, что тут россияне были еще агрессивные…

— Я тебе больше скажу: тут были те же буряты из танковой дивизии, что и в Ирпене. Мы по шевронам их узнали. И они огрызались. Нельзя сказать, что были какие-то лошары. Работу свою знали. Были моменты, когда мы не успевали доходить до нужной точки, а по нам уже отрабатывали. Не знаю – сливало местное население или вычисляли нас дронами, но бывали случаи, когда нам приходилось в такой ситуации и отходить. А иногда поступала неправильная информация. Например, что там – 15 человек и один танк. Мы выходим с расчетом на это, а там – целая рота, танки, полный комплект артиллерии. Приходилось с боем отходить. К сожалению, с потерями…

Вообще в Харьковской области были такие уже опытные. Кажется, еще без чмобиков. Регулярная армия. Причем, как я сказал, подготовленные. Делали свою работу. Но это им не помогло (улыбается. – О.М.).

— Но проблема в том, что их много. Пытаются взять количеством.

— Да. Они с потерями особо не считаются. Им плевать! Сейчас и опыт Бахмута это еще раз доказывает. Вот знакомые ребята оттуда прислали видео – едет два БТРа, за ними идет пехота. Отстреливаются, заканчивается боекомплект. Транспортеры едут назад, а пехотинцы идут дальше. Наши только пулемет поставили и работают по ним. Эти закончились, едут заполненные БТРы со свежей пехотой и история повторяется. Не знаю, что у них в головах. Может, такое решение командования, так как отправляют, в основном, заключенных. Таким образом убивают двух зайцев: и атакуют, и чистят свои ряды. А те идут, как слепые котята. Даже в открытых полях. Для артиллерии это праздник (улыбается. – О.М.).

— У них преимущество и в вооружении…

— К сожалению. У нас бывала напряженка с боеприпасами. А у них с этим проблем нет. Могут годами швырять. У них и запасов хватает, и новые производят, а также закупают у тех же Ирана и Северной Кореи. Хотя изначально путин не рассчитывал на такую долгую войну. Они, действительно, думали, что сейчас зайдут, захватят страну и все! А теперь он готовится к затяжной войне, которая может длиться еще не один год, так как есть ресурсы. Насколько я понимаю, сейчас они хотят выйти на административные границы Донецкой и Луганской областей, чтобы показать, что чего-то добились. А потом браться за Запорожскую и Харьковскую. Но, думаю, у них ничего не получится. У нас там стоят стальные ребята.

— Сейчас много разговоров по поводу нашего возможного контрнаступления уже весной. Что ты об этом думаешь?

— Понятно, что мы не будем сидеть и ждать их наступлений. Ведь они, как я сказал, могут воевать годами. Соответственно, надо их выбивать. Соберутся необходимые ресурсы, естественно, будет контрнаступление. И не одно! Так потихоньку все вернем – и Мариуполь, и Крым. Это вопрос времени. Если наши западные партнеры будут интенсивно помогать, проблем вообще не должно быть. Те же "Леопарды" играют очень важную роль. Они же страшнее артиллерии. Когда по тебе работает танк, у тебя просто нет времени, потому что выстрел и приход — одновременно. Поэтому от танков будет толк. Как в свое время помогли "Хаймарсы". Было бы хорошо, чтобы нам теперь дали к ним ракеты большей дальности. Русские же отодвинули свои склады вглубь, потому что многие уже разбомбили. Но это же они сами виноваты — курят где попало (улыбается. – О.М.).

— А еще у них ракеты падают, которые должны лететь в нас.

— Так они же старые! Вот Ирпень был усеян неразорванными снарядами. Потом наши саперы их подрывали. Меня один раз из-за этого даже контузило – подорвали рядом с нами. Саперы подожгли и сказали, что через три минуты будет взрыв, и ушли. А оно сразу как рвануло! (улыбается. – О.М.). Чуть голову не снесло.

— Ты вообще знаешь, сколько получил контузий?

— Три или четыре. Но не тяжелые. В Ирпене все были контужены в той или иной степени. Командир говорил, что надо будет всем прокапаться. Но забили. Надеюсь, серьезных последствий не будет. Головные боли – то такое (улыбается. – О.М.). После победы уже будем разбираться.

— Было на этой войне что-то такое, что ты никогда не видел?

— Расстрелянные дети. Я был в шоке! Вообще не понимаю, как такое можно сделать, и что для этого должно быть в голове. Те буряты и кадыровцы – какие-то… дикари с психическими отклонениями. Как они с этим потом живут – я не знаю…

— Не все живут. Многие возвращаются домой в черных пакетах. И то – не все. Насколько я знаю, они часто не забирают с поля боя ни погибших, ни раненых.

— Так и есть. Реально наплевательски относятся. Их же много – вместо этих будут новые и вперед.

— Новым опять наобещают "золотые горы", как вначале было с наши квартирами и домами?

— Деньги – эта такая себе мотивация. Идешь же на смерть. Вот как тех же бурятов вербуют? Они у себя получают в месяц, грубо говоря, 20 долларов. А тут им обещают 500. Он и поскакал за деньгами.

— А с пленными тебе приходилось общаться?

— Нет. Знаю, что в Ирпене один сам к нам пришел, когда разбили его БМП. Но я тогда не присутствовал.

А еще там был священник, который сдавал наши позиции. Сначала приехал к нам просить бензин. Уехал, и тут начинает на нас лететь. Потом опять ситуация повторяется. У меня была бейсбольная бита. Прошу своих: "Еще раз приедет – маякните, я с ним поговорю". Через какое-то время мне по рации сказали: "Тут твой "друг" приехал". Я прибегаю с битой. Говорю: "Кому сливаешь?". Начал блеять что-то непонятное. Забрали его телефон. Там в удаленных – целый список русских номеров. Смотрим в машину – там радиостанция. Скрутили его, передали СБУшникам. Там, похоже, с ним поработали, так как мы больше его не видели (улыбается. – О.М.). Сначала машину думали расстрелять из гранатомета – вдруг там маячки. Но спецура посмотрела – все чисто и забрала себе.

"Я ГРАЖДАНСТВО НЕ ПРОШУ. ХОТЯ БЫ ВИД НА ЖИТЕЛЬСТВО, ЧТОБЫ БЫЛ ДОКУМЕНТ, ПОЗВОЛЯЮЩИЙ ПОДПИСАТЬ КОНТРАКТ"

— Вчера (24 февраля. – О.М.) была годовщина полномасштабного нападения. Накануне много обсуждали предполагаемое повторное наступление подобного формата в этот день. Такой сценарий вообще еще возможен?

— Не знаю, кому нужно сеять эту панику. Мне тоже говорили: "Ты слышал, что 24-го возможно наступление?". Но ведь даже скопления необходимого количества войск на границе не было. Они вообще при всем своем огромнейшем желании до Киева уже не дойдут. Чтобы это сделать, им нужно месяцами поэтапно бомбить Сумскую, Черниговскую области, чтобы пытаться пройти линии обороны. Как год назад парадной колонной идти уже не получится. Они это прекрасно знают и видят. Наступление – это не прыгнули в танки и поехали. Они не доедут.

— А если присоединится Беларусь?

— Все равно толку не будет. Просто большее количество людей. Причем белорусы ж никогда ни с кем не воевали. Так что ничего не выйдет. Киев для них закрыт. Они и Харьков не смогут взять. Нет уже таких легких путей. Тем более, тогда они не рассчитывали, что поднимется весь народ. Когда в Киеве раздавали оружие, я видел такого интересного пацана – с синими волосами, в ковбойской шляпе, типа на родео приехал (улыбается. – О.М.). Но взял автомат и пошел в охрану. Молодец – не сидел дома, не сбежал. Был еще мужчина без руки. Но тоже при деле. Конечно, есть и те, кто сбежал за границу. Мои ребята говорят: "Надо у них позабирать гражданство и дать таким, как ты". Я ж не один такой воюю…

— Знаю, что у тебя с гражданством нестандартная история. Расскажи. Ты же хочешь получить украинское, правильно?

— У меня уже даже вариантов нет. По нашим законам у себя на родине я уже преступник. Нашим гражданам запрещено принимать участие в боевых действиях на территории других стран. Без разницы, на чьей стороне воюешь. Да, наши поддерживают Украину, но таков закон. Если я сейчас полечу домой или меня депортирует Миграционная служба, меня сразу встретят и отправят за решетку. Разбираться особо не будут. Можно, конечно, судиться. Но это очень долгий и непростой процесс. Все это время, которое придется провести в тюрьме.

— Такая себе перспектива.

— Раз я уже посчитал нужным по совести не уехать в первые дни домой, а пойти воевать, то уже так. Я еще перед большой войной просрочил сроки пребывания на территории Украины. Должен был заплатить штраф, выехать на пару месяцев и опять возобновиться. Но началась полномасштабка. Паспорт у меня сгорел. Новый заочно не выдают, потому что нужно личное присутствие. А полететь я не могу. Как и пойти в посольство. Я писал письма в Офис президента на имя Зеленского, разъяснял ситуацию и просил рассмотреть вопрос с гражданством. Они перенаправили в Миграционную службу, а оттуда приходит стандартный ответ: Должны быть основания для получения каких-либо бумаг. Я заходил в одно из отделений, тоже объяснил, что и как. Мне там их сотрудница ответила: "Ждите, пока закончится война. Потом займетесь документами".

Я смотрел программу об одном казахе, который тут воюет с 2014 года, у него даже есть награда от Зеленского. Его паспорт тоже сгорел, но сколько бы ни просил гражданство – не дают. Помню, белорусы писали петицию: родственникам не выплачивают компенсацию из-за гражданства погибшего. Белорус Янки (Игорь Номан, который воюет за Украину. – О.М.) рассказывал в интервью, что им ответили: "Когда законы поменяются". Но люди же не на курорте, а на поле боя. Я гражданство не прошу. Хотя бы вид на жительство, чтобы у меня был документ, позволяющий подписать контракт с армией. Сейчас просто те, кто знают, что я умею, зовут к себе. Но это же неофициально.

Я и сейчас своим сказал, когда уезжал: "Если будет какой-то кипиш – маякуйте, я сразу же приеду". Однажды уже такое было. Я находился в Киеве. Санта написал, что они наблюдают скопление войск. Возможно, что-то намечается. Я утром уже был у них. Потом русские рассосались в другом направлении.

— Получается, раз ты не оформлен, то не получаешь зарплату?

— Не могут мне выплачивать, потому что я же не оформлен. Мои ребята, с которыми я с первого дня, скидываются. Но им же тоже нужны деньги. Даже обмундирование постоянно необходимо обновлять. Меня вот одели тот же Санта и волонтеры. В частности Наталья Бурма собирала деньги, очень помогала. Мне, например, прислала плитоноску, когда моя испортилась, активные наушники, чтобы больше не было контузий. Помогает даже учительница из Одесской области. У меня как-то "1+1" брали интервью. После этого мне разные люди писали слова благодарности за то, что я делаю. Среди них и эта учительница. Она периодически присылает мне деньги и пишет: "Это на носки". Я каждый раз сгораю от стыда.

— Почему? Тебе нечего стыдиться. Все вменяемые люди понимают, благодаря кому они могут жить в тылу более-менее нормальной жизнью. Поэтому и стараются таким образом отблагодарить военных, поддержать их или закрыть какой-то сбор. А ты еще и без зарплаты работаешь, рискуя своей жизнью.

— Я понимаю это. Но мне все равно неудобно. Так не должно быть. Мне вот ребята сказали: "Пока отдохни. Если тебя ранит, тут никто тобой заниматься не будет!". А если убьют – просто позвонят в посольство и скажут забрать труп. Для мамы это может быть сюрпризом, потому что она думает, что я в Польше. Попросил брата, чтобы он отстранил ее от интернета. Я не хотел, чтобы она переживала. Уже был прецедент, когда у меня в Нагорном Карабахе было ранение в обе ноги – пуля прошла насквозь, разорвав нерв. С тех пор мне иногда сложно ходить. Когда я 25 февраля шел воевать, понимал: будет тяжело, особенно в бронежилете и с оружием. Но что ж – стиснув зубы, делаю то, что должен. И буду продолжать, ведь я обещал себе и своим ребятам.

Ольга Москалюк, "Цензор.НЕТ". Фото надані Ріадом Агаєвим